СЛОВО В ДЕНЬ ПАМЯТИ ПРЕПОДОБНОГО ФЕОДОСИЯ, ИГУМЕНА КИЕВО-ПЕЧЕРСКОГО

Возвысився на добродетель,
измлада возлюбив монашеское житие,
к желанию доблественне достиг,
в Российстей земли яко светлое светило просияв.
Из тропаря преподобному Феодосию

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

На небе уже безудержно, в полную силу сияло весеннее солнце, когда князь Святослав Киевский с дружиной выехал на поле неподалеку от Печерского монастыря. Внезапно кони встали. Над монастырем ярче яркого майского солнца поднялся огненный столп и простерся от земли до неба. С трепетом, но без удивления смотрели на это всадники: киевляне уже привыкли к подобным чудесам близ святой обители. Побледнев, князь сказал своим спутникам:

– Это, как я думаю, сегодня преставился от земли к Небесам преподобный Феодосий; я вчера был у него и видел, что он находился в очень тяжелой болезни…

Огненными столпами от земли до неба являлись души величайших подвижников древности: пустынников, победителей демонских полчищ, живых храмов Святого Духа – таких, как преподобный Антоний Великий, основоположник христианского монашества. Теперь в том же образе пламенного столпа восходила в Горнюю Отчизну душа основателя русского иночества, преподобного Феодосия Печерского.

Дивная обитель, чудесная лавра родилась из темных пещер, где вершили свой подвиг отцы-наставники монахов Святой Руси преподобные Антоний и Феодосий. Воспитанные ими братия, как истинные небожители, сияли добродетелями, и сам монастырь был уже словно бы неземным явлением. Много раз окрестный народ видел, как осенялась обитель благодатным светом, как возносились на воздух ее храмы, и слышали люди, как в ее стенах славословят Господа ангельские хоры. Дивными чудесами, умилительными деяниями христианской любви запечатлевали свой путь поколения подвижников печерских. Так велика была слава этого монастыря, что епископ Симон, архипастырь богатейших Владимирских и Суздальских земель, восклицал: Всю свою честь сейчас же за ничто посчитал бы, лишь бы колом торчать за воротами или валяться сором, попираемым людьми, в Печерском монастыре или быть одним из убогих, просящих милостыню у ворот честной той лавры.

Киево-Печерская Лавра, а вслед за ней и все великолепное здание русского иночества созидалось на двух огненных столпах веры, на подвиге двух великанов духа – преподобных Антония и Феодосия. Душу одного из этих столпов Русской Церкви, святого Феодосия, диавол пытался подрубить у самого основания, со змеиным коварством используя для этого одно из лучших человеческих чувств – материнскую любовь.

Святой Феодосий родился в семье княжеского тиуна – судьи, в семье, обладавшей земной властью и честью. Отец его умер, когда будущий подвижник был еще ребенком. Оставалась мать, зараженная духом века сего. Христианка по имени, гораздо больше, чем бесценным этим именем, дорожила она своим званием богатой вдовы высокопоставленного чиновника. По земным понятиям, это была прекрасная мать, готовая холить и лелеять, ублажать и наряжать свое дитятко. По земным понятиям, она хотела сыну только добра: высокого положения и уважения в обществе. Но не земного, а Небесного желал для себя юный Феодосий. Кротость и богобоязненность, благочестивые порывы сына вызывали у матери сначала раздражение, потом – гнев. И родительница обрушила на святого ребенка всю ярость так называемой естественной любви, звериной бездуховной страсти.

Святому отроку было тяжело в доме матери, где заставляли наряжаться напоказ, пичкали разными лакомствами, где думали только о теле, забывая о душе. Да, вдова тиуна посещала храм в положенные дни, исполняла обряды, но холодом веяло от веры этой тщеславной женщины. А он хотел для себя веры живой, просветляющей и спасающей душу.

Мать была тяжела на руку, и не раз святому Феодосию доставались пощечины. За что она била его? Не за детские шалости, а за то, что не любил он красивых одежд, не терпел буйных мальчишеских игр, слишком долго молился, слишком, по ее мнению, почитал и любил Создателя и Господа своего. Мать ревновала сына лютой ревностью, ревновала к Кому? – к Богу! Так столкнулась пылкая земная страсть с тихостью Любви Божественной.

Не выдержав такой жизни, святой Феодосий бежал из дома – ушел вместе с паломниками, направлявшимися на Святую Землю, где пролил Пречистую Кровь за грехи человечества Иисус Сладчайший. Туда, к великим святыням Господним, влекло благочестивого отрока его сердце. Мать догнала беглеца через несколько дней пути. Она не стала спрашивать, зачем и почему он ушел: швырнула его на землю и стала топтать ногами, бить смертным боем, готова была искалечить, убить – как он смел уйти от нее к Богу?! Затем ее слуги связали сына-ослушника и, как вещь, поволокли обратно в дом.

Еще на два года удалось матери удержать его около себя, но он все не делался таким, как ей хотелось. Боголюбивый юноша не пошел по стопам своего отца-судьи, не стал копаться в мирских раздорах и ссорах. Святой Феодосий обрел наконец дело себе по душе. Узнав, что в храме иногда не совершается Литургия из-за недостатка просфор, он сделался просфорником – молол зерно, месил тесто, выпекал просфоры, испытывая высокое счастье от мысли, что его руками приготовляется хлеб для Божественной Жертвы. Но это занятие сына пришлось не по вкусу матери. Ей не нравилось, что ее дитятко возится в мучной пыли, покрывается копотью хлебных печей. На ее брань он отвечал удивленным вопросом:

– Сам Господь Бог наш Иисус Христос на Тайной вечери претворил хлеб в Свое Тело; за что же можно упрекать человека, приготовляющего хлеб, на котором должна совершиться эта великая тайна претворения хлеба в Тело Христово?

Что могла возразить на это христианка? Что могла ответить на это мать, желающая своему сыну вечного счастья в Небесном Царстве? Мать святого Феодосия отвечала сыну слезливыми упреками, угрозами, побоями. Что ж, он снова ушел из дома и поселился в соседнем городе при храме, продолжая свой смиренный труд просфорника. Мать нашла его и там, опять жестоко избила, опять вернула в стены постылого дома.

Обильная пища, мягкая постель, ласкающая тело одежда – те блага, пользоваться которыми заставляла его мать, святой Феодосий ощущал как тяжкий груз на своей бессмертной душе. Изнеженность тела делала вялым сердце, в нем начали появляться греховные позывы, омерзительные для чистого юноши. Чтобы бороться с этим, он сделал себе тесный пояс из звеньев железной цепи. Вериги вгрызались в плоть, и боль побеждала греховные соблазны. Но однажды мать заметила кровь на одежде сына, обнаружила на нем железный пояс – и снова побои, побои, побои…

Однажды святой Феодосий услышал, как читают в храме слова Христовы: Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня (Мф. 10, 37). Это требование Божественной Любви юноша воспринял как непосредственно к нему обращенное. Он понял, что мать с ее ненасытной страстью вот-вот сломит его, растопчет в нем душу, принадлежащую Единому Богу. Он осознал, что высочайший долг повиновения Господу в его случае несовместим с долгом сыновнего послушания, что любовь Господня призывает его свергнуть иго кровной страсти.

На этот раз святой Феодосий ушел далеко и постарался, чтобы его не нашли. Он искал для себя строгого и высокого подвига, чтобы душа могла воспрянуть из житейской грязи, в которую ее так долго затаптывали. Он обрел то, к чему стремился, в окрестностях Киева, в пещере преподобного Антония, великого подвижника Божия.

Когда юноша упал к ногам преподобного Антония с просьбой принять его к себе для иноческого жития, старец возразил:

– Отрок, ты видишь, как тесна и мрачна сия пещера; ты не вынесешь здешних неудобств.

Но что были для святого Феодосия какие-то неудобства после истерзавших его сердце удобств материнского дома? Как к светлому раю стремился он к тесноте и мрачности пещерного жития, предчувствуя, что сумеет узреть здесь Свет Господень.

– Бог привел меня в твою святую пещеру! – отвечал юноша преподобному Антонию и дал ему клятву послушания. Тогда преподобный старец принял его к себе, принял с любовью – истинно отцовской, духовной, святой любовью. В тесной и мрачной Антониевой пещере, в посте, тяжких трудах и ночных бдениях, в молитвах – в сладчайших беседах с Всевышним – святой Феодосий сделался наконец счастлив. Его послушание, смирение, ревностность изумляли старцев, славивших за него Бога. Вскоре подвизавшийся здесь же старец-иеромонах, преподобный Никон, постриг его в иночество.

По слову святоотеческому, ощутивший любовь духовную с омерзением будет взирать на любовь плотскую как на уродливое искажение любви. Любовь – понятие священнейшее; им выражается Само Существо Божие; это чувство – самое яркое проявление образа Господня в человеке. Но каких только кощунств ни прилагали к святому слову «любовь» падшие люди! На обиходном языке любовью начали именовать бурление страстей, кипение крови, подчас приводящие к безумию, убийствам из ревности, самоубийствам. В средние века возник рыцарский культ прекрасной дамы, являвшийся на деле культом падшей Евы. Образ обожаемого человека в людских сердцах затмевал Всевышнего, поклонение Творцу подменялось угодничеством перед тварью. Идолопоклонничеством этого рода занимались поэты, восклицавшие к женщине: «Ты – кумир души моей!» – и называвшие это любовью. В новейшие времена этим словом стали обозначать даже грязную похоть, блудную страсть. Все подобные чувства святые отцы определяют как сатанинскую мерзость пред Богом.

Подобная демонская подмена происходит и в чувстве родителей к детям, в материнстве, которое из святого превращается в слепое. Так случается, когда родители заботятся только о телесных нуждах и утехах своего ребенка, хотят для него только земного богатства и карьеры и забывают о бессмертной его душе, а порою и сами толкают его на путь, ведущий к вечной погибели. Так бывает, когда родители относятся к ребенку не как к великому дару Божию, за который они в ответе перед Небесным Отцом, а как к своей собственности, как к «родному куску плоти». Апогей подобных «любовей» мы видим у некоторых животных и насекомых, пожирающих своих детенышей.

Что есть истинная любовь, любовь христианская? Всюду: будь то в отношениях между друзьями, супругами или родными по крови людьми – любовь проявляется в служении ближнему, в несении его немощей и недостатков – и во внимании к его бессмертной душе. Только так между людьми возникает духовное родство, без которого всякое чувство становится ложью. Любой вид любовной страсти губителен и для ее носителя, и для того, на кого она направлена. Таково было выражавшееся в насилии и рукоприкладстве материнское чувство родительницы святого Феодосия. От подобных извращенных отношений предостерегает Господь наш Иисус Христос, говоря: Враги человеку – домашние его (Мф. 10, 36).

Несравненный подвиг святого материнства явила Пречистая Богородица смиренным служением Божественному Сыну. Не ищущая Своего, Она не пыталась удержать Иисуса около Себя, но в отдалении следовала за Ним в Его странствиях, чуждалась доли в славе Его чудес, но в страшный час Крестной смерти Ее Материнская любовь стала опорой и утешением страждущего Богочеловека. Такова была Величайшая из матерей – Та, что сделалась Матерью-Молебницей всего человечества.

Истинной любовью просияла святая София, не к малодушному сохранению земной жизни, но к мужеству в мученичестве и смерти за Христа Спасителя призывавшая своих дочерей. Мудрая и великая мать, она желала для детей вечного счастья и вечной славы – и в таком духе воспитанные ей, вознеслись в Отчее Царствие святые Вера, Надежда, Любовь.

Казалось бы, какая радость для родителей-христиан, если их сын или дочь всецело посвящает себя служению Господу, вступает на прямой путь спасения. Однако в истории христианского монашества – множество рассказов о том, как родители неистово противятся принятию их детьми иноческого образа. За такой лжеименной любовью родительской – духовное невежество, бездна непонимания.

По земным понятиям, святой Феодосий, бежавший из материнского дома, был плохим сыном. Но сыновнее непослушание, отвержение родственных чувств ради любви к Всевышнему обернулись истинной, святой, спасающей любовью к матери.

Прошло несколько лет, и мать отыскала-таки сына в Антониевой пещере. Она опять пыталась сломить его, оторвать от Бога, чтобы вернуть себе. Но материнская страсть оказалась бессильна против закалившегося в уединенных подвигах инока. На все ее домогательства преподобный Феодосий твердо отвечал:

– Останься, мать, здесь, в Киеве, и постригись в женском монастыре, и тогда ты получишь возможность иногда приходить ко мне для свидания. Этим ты стяжешь себе спасение и сподобишься лицезреть Бога в Вечной жизни.

Она не хотела и слышать ни о чем подобном. Тогда святой Феодосий затворился в пещере и стал со слезами молиться Господу Милующему о просвещении и спасении души своей матери. Бог услышал молитву угодника Своего.

Мать преподобного Феодосия приняла постриг в киевской Свято-Никольской женской обители. Там, в тиши монастырской кельи, обрела покой ее многострастная душа. По молитвам святого сына исцелилась она от тщеславия, жестокости, слепой приверженности к земному. Просветленная, с миром отошла она к Всевышнему через годы иноческого жития.

Братия, привлеченная сиянием духа подвижников Антониевой пещеры, умножалась. Рядом с пещерой на холме вырос монастырь, строился храм в честь Успения Пресвятой Богородицы. Среди иноков, как яркая звезда, выделялся добродетелями и подвигами преподобный Феодосий. Он был первым в ручном труде: носил воду, пек хлебы, рубил лес – и он же первым приходил в храм на богослужения, а уходил последним, ночи без сна проводил в молитве. Зимою он носил колючую власяницу, а летними ночами, обнажив до пояса свое тело, подставлял его укусам комаров и оводов – все тело подвижника обагрялось кровью, а он не двигался с места, занимая руки прядением шерсти, а уста пением псалмов. Смиренный, он готов был служить каждому. Иноки, даже старшие его по возрасту, любили и уважали его, как отца. По выбору братии и с благословения преподобного Антония он стал одним из первых игуменов обители.

И в игуменстве преподобный Феодосий остался тем же смиренным подвижником, слугой всем. Так же брал он на себя самую трудную и черную работу, подавая пример остальным. Вот келарь просит его послать кого-нибудь незанятого из братии нарубить дров для кухни, а игумен отвечает: я не занят, я и пойду. Не хватает воды в поварне – и сам настоятель таскает ведра из колодца, пока остальные иноки сидят за обедом. Видя своего главу в постоянных трудах, устыжались ленивые, ободрялись в усердии ревностные иноки. Уже прославленный, почитаемый князьями, превозносимый народом, преподобный Феодосий оставался тихим послушником своего старца: никакого дела не предпринимал он без благословения преподобного Антония. А когда в обитель вернулся из дальних странствий преподобный Никон, некогда постригший святого Феодосия в иночество, настоятель встретил его сыновней любовью и заботами. Рукоделием преподобного Никона был переплет книг, а преподобный Феодосий прял нитки для этой его работы, служа наставнику своей юности.

Святой игумен ввел в обители строгие правила древнехристианского благочестия – Студийский Устав, восходящий к преподобному Феодору Студиту и Святителю Василию Великому. По ночам преподобный Феодосий обходил кельи братии: радовался, если слышал молитву; печалился, если из-за двери кельи доносились праздные разговоры. Виновных он старался увещевать кротостью и, лишь когда они упорствовали, налагал наказание. Если в иноческой келье обнаруживалось лишнее из пищи, одежды или какая-то посторонняя вещь, святой игумен немедленно бросал это в огонь, а сам со слезами увещевал брата хранить обет нестяжания. Послушание в обители было таково, что однажды привратник отказался впустить в монастырь великого князя Изяслава, приехавшего в час, когда игумен велел не тревожить братию.

Великие князья Киевские – Изяслав, а впоследствии и Святослав – высоко чтили преподобного Феодосия, услаждались духовными беседами с ним, видели в нем величайшее сокровище своей земли.

Однажды князь Изяслав спросил преподобного: почему скромная монастырская пища кажется ему вкуснее, чем изысканные блюда, которые готовят княжеские повара? Святой Феодосий отвечал:

– Когда наша братия собирается варить горячую пищу или печь хлебы, она соблюдает такой порядок: прежде всего приходит инок к игумену и берет у него благословение. Потом, поклонившись перед святым алтарем три раза до земли, зажигает свечу от алтаря и этим огнем возжигает дрова в поварне и хлебне. А когда нужно вливать воду в котел, инок говорит старейшему: «Благослови, отче». Последний же отвечает: «Бог благословит тебя, брат». Всякое дело, таким образом, начинается у нас с благословения, поэтому и сладость бывает в кушаньях. А твои рабы, я думаю, работают, бранясь, ропща и клевеща друг на друга, может быть, даже часто принимая побои от своих начальников. Поэтому и дело их, не без греха совершаемое, бывает не в сладость.

Изумленный мудростью святого, князь сказал:

– Поистине, отче, это так, как ты говоришь. Если преподобный Феодосий узнавал, что какое-то кушанье готовилось вопреки иноческим правилам, он велел выбрасывать такую еду, опасаясь, что неблагословленная пища может повредить братии.

Ревностный в исполнении правил благочестия, святой игумен в то же время отличался необычайным милосердием и снисходительностью к заблудшим. Не все иноки выдерживали строгость жития в обители, некоторые снова бежали в мир, и тогда преподобный Феодосий днями и ночами взывал ко Господу о возвращении потерянного брата. Так молился любвеобильный подвижник до тех пор, пока ушедший не возвращался, и принимал его вновь без тени упрека, с великой радостью.

Один инок отличался особым непостоянством и то и дело уходил в мир – и всякий раз его, вернувшегося, преподобный Феодосий принимал с неизменным радушием. Как-то этот брат явился после самой долгой своей отлучки. Словно бы в извинение, он положил перед игуменом деньги, которые заработал в миру портняжным ремеслом. Преподобный Феодосий сказал ему:

– Если хочешь быть совершенным, возьми это и брось в горящую печь, потому что принесенное тобой есть дело ослушания.

Инок повиновался: швырнул в огонь нажитые трудом деньги. Вкусив сладость послушания, приобщился он и добродетели терпения – более уже не покидал обители, проводя дни в богоугодном делании.

Так преподобный Феодосий, словно добрый отец, воспитывал для Небесного Царствия каждого из духовных детей своих. По святым его молитвам обитель не испытывала нужды ни в чем насущном – твердо уповал святой игумен на то, что Всемогущий Господь не оставит верных. Однажды священник из бедного прихода попросил в долг у обители вина для совершения Литургии. Вина оставалось мало и в монастырском храме, поэтому церковный староста поскупился. Узнав об этом, преподобный Феодосий велел отдать пришедшему все вино, какое было в монастыре. В тот же вечер в обитель привезли с княжеского двора три воза, наполненных бочонками с лучшим вином. Стоило братии пожаловаться на скудость в чем-то: нет муки, масла для лампад, меда – и монастырский амбар переполнялся так, что мука сыпалась через край, благотворитель доставлял огромную бочку масла, а пустой сосуд для меда, перевернутый вверх дном, вдруг оказывался полон. Однажды понадобились деньги для хозяйственных нужд – внезапно перед игуменом появился светлый юноша и вручил ему золотую гривну. Ворота монастыря в тот час были закрыты и никто посторонний не мог в него проникнуть. Явившийся был Ангел Господень.

Боявшийся Единого Бога, преподобный Феодосий чтил мирскую власть, но не страшился ее. В то время князь Святослав ополчился на старшего брата Изяслава, изгнал его из Киева и занял великокняжеский престол. Новый правитель послал звать преподобного на свой праздничный пир. Святой Феодосий отвечал посланным:

– Мне было бы постыдно идти на трапезу неправды, как на трапезу Иезавели.

Узнав об этом, князь Святослав впал в ярость и пригрозил, что бросит святого игумена в подземелье. Преподобный Феодосий радовался угрозе, говоря:

– Нет в этой жизни ничего приятнее, как пострадать за правду; за нее я готов идти и в заточение, и на смерть.

И он начал громко обличать князя Святослава в беззаконии и братоненавистничестве. Тот, несмотря на гнев свой, не осмелился коснуться праведника. Страха Божия еще не было в душе Святослава, были в нем, хоть и искаженные, понятия о благочестии: одной из причин его зависти к старшему брату являлось то, что в киевских землях сиял такой светоч духа, как преподобный Феодосий.

Впоследствии святой Феодосий, видя, что его укоры не действуют на князя Святослава, попытался повлиять на него кротостью, со слезами убеждая вернуть Изяславу законное достояние. Распаленный ненавистью к брату, Святослав не хотел и слышать о нем, но был рад, что праведник хоть отчасти примирился с ним. Когда святой игумен приходил к княжескому дворцу, Святослав сам встречал его у ворот. Однажды он сказал преподобному:

– Отец, воистину говорю тебе: если бы мне сказали, что отец родной восстал из мертвых, я бы не обрадовался так, как твоему приходу, но и не боялся бы его так, как боюсь твоей святой души.

– Если правду говоришь, то исполни мою просьбу: возврати брату престол, который отдал ему благоверный твой отец, – отвечал святой Феодосий.

Но князь Святослав коснел в своем грехе. И несмотря на знаки расположения и щедрые княжеские пожертвования монастырю, преподобный Феодосий запретил поминать его имя в храме, молясь о князе Изяславе как о законном повелителе Киева. Лишь много позже, склонившись на уговоры братии и бояр, святой игумен дозволил поминать и Святослава, но, на втором месте, после старшего брата.

Преподобного Феодосия не страшила людская злоба. Часто ночной порой он в одиночку уходил в ту часть Киева, где жили иудеи, и вызывал их на спор о Христе. По свидетельству жития, преподобный укорял и обличал их, называя преступниками закона и богоубийцами. Он как истинный подражатель Христа страстно желал принять смерть за исповедание Имени Его именно от тех людей, от которых принял смерть и сам Господь наш Иисус Христос. Но иудеи не дерзнули даже тайком поднять руку на святого Феодосия, хранимого Богом и любимого всем русским народом Божиим.

На высоких ступенях духовного преуспеяния подвижник неминуемо вступает в открытую брань с демонами, всей своею лютостью силящимися погасить светильник Церкви. Такую борьбу вел святой Феодосий еще в Антониевой пещере. Впоследствии он выкопал для себя еще одну пещеру, получившую название дальней, или Феодосиевой. Туда он удалялся на все время Великого поста и в полном уединении в подземном мраке предавался подвигам поста и молитвы. Много скорбей и даже телесных ран претерпел он там от духов злобы. Однажды, утомленный долгой молитвой, преподобный Феодосий присел отдохнуть, но внезапно сотряслась земля и раздался грохот демонского нашествия. Вся пещера наполнилась бесами – они представлялись скачущими на конях и повозках, дудели в дудки и били в тимпаны, скакали и плясали вокруг подвижника. Преподобный Феодосий встал, оградил себя крестным знамением и начал петь псалмы. Адское видение исчезло, но как только подвижник окончил молитву, оно возобновилось. Так продолжалось в течение нескольких дней и ночей: демоны не давали святому Феодосию ни минуты для отдыха. Но Господь придал ему силы для многодневного бдения: победа преподобного Феодосия над вражьими кознями оказалась настолько полной, что с тех пор бесы боялись даже приблизиться к тем местам, где он появлялся. Впоследствии святой Феодосий многократно изгонял демонов, пытавшихся пакостить в монастырских угодьях, и научал братию, как избавляться от их коварства.

За время его игуменства братия умножилась в десять раз, и святой Феодосий должен был думать, как перенести обитель на более обширное место. Сама Пресвятая Богородица приняла под Свой Покров это деяние.

Жители окрестных сел видели пламенную дугу, соединявшую монастырь с местом, куда Владычица предначертала ему перейти; созерцали на этой тропе крестный ход Ангелов, несших образ Царицы Небесной. Ни с одним российским храмом не связано столько предивных чудес, сколько было явлено при основании Великой Лаврской церкви во имя Пречистой Богородицы. Связующей нитью между державной Византией и Русью стало прибытие греческих мастеров, которым Сама Матерь Божия вручила чудотворную Свою икону и золото на строительство храма. Основанием Великой церкви увенчались земные жития огненных столпов Киево-Печерских, преподобных Антония и Феодосия.

Всего через год после кончины духоносного старца Антония последовал за ним смиренный его послушник, святой игумен Феодосий. Преподобному Антонию выпало девяносто лет земного жития, преподобному Феодосию – всего около сорока, но этот краткий срок вместил вечную славу.

Изнуряя свое тело многими трудами и строгим постом, преподобный Феодосий всегда был радостен, ибо услаждался благодатью Божией. Так, в радости, встретил праведник и кончину свою. Извещенный Господом о дне ее и часе, он преподал братии прощальные наставления, со слезами призывая всех к богоугодной жизни. Затем святой игумен затворился в своей келье, чтобы в уединении провести последние минуты земного бытия. Однако его келейник просверлил в двери кельи отверстие и стал смотреть, желая назидания от зрелища его отшествия ко Господу. Преподобный Феодосий пал ниц, призывая помощь всех святых и более всего Пресвятой Богородицы, дабы хранили они его обитель. Затем он лег на постель. Светом радости было озарено лицо святого игумена. Громким голосом он произнес:
– Благословен Бог! Если это так, то я уже не боюсь, но еще с большей радостью отхожу от этого мира.

Затем он опочил, скрестив руки на груди, и святая душа его вознеслась в Небесное Отечество.

Дорогие во Христе братья и сестры!

Каким дивным видением утешил Господь верного служителя Своего перед его кончиной – осталось неведомым. Всего вероятнее, святой игумен узрел будущую славу основанной им Киево-Печерской лавры, дивных светильников духа, возгоревшихся в ней: питателя голодных преподобного Прохора Лебедника, претворявшего горечь дикой травы в сладость пшеничного хлеба; смиренного слугу братии преподобного Марка Гробокопателя, по чьему слову восставали мертвые; просветителя заблудших преподобного Григория Чудотворца, любовью обращавшего на путь правды воров и грабителей; ревнителя чистоты преподобного Моисея Угрина, целящего одержимых блудной страстью, и еще многих славных угодников Божиих, чьи нетленные мощи опочили в ближней Антониевой и дальней Феодосиевой пещерах. Возможно, в последнем земном прозрении преподобный Феодосий созерцал и все великолепное древо русского монашества, красу и опору Святой Руси.

Только духовным невеждам может показаться бесплодной жизнь иноческая. Во святых обителях, творящих молитву за весь мир, – крепость государства, спасение от бедствий, незримая основа основ народной жизни. Без такого оплота человеческие сообщества внутренне мертвеют, уподобляясь телу без души; лишь на прочном стволе молитвенного подвига возрастают живые ростки и побеги народного духа. Поэтому-то истинную надежду среди нынешних трудностей вселяют возрождение и умножение святых обителей.

В благом уповании, светло празднуя память преподобного Феодосия Печерского, воспоем зиждителю духовных опор нашего Отечества: Звезду российскую днесь почтим: всю бо страну сию чудесы и добротою обогатившу. Аминь.

Митрополит Омский и Таврический Владимир (Иким)
https://omsk-eparhiya.ru/